что оно пришло «освободителями» от 'москальской власти, хотя тут формально земли польской короны⁈) поскорее пошла на Киев.

Исключительно селянское решение — возьми главный город, и лишь тогда мы посмотрим, стоит ли тебя поддерживать, как более сильную и крепкую власть, что защитит от врагов.

Орлика взбесило поведение старого гетмана Правобережной Украины, а ныне полковника Богуславского и Винницкого, давнего приятеля знаменитого Палея, что чуть не устроил полякам вторую «Хмельничницу» Самойло Самуся. Он с примкнувшими к нему Корсунским полковником Андреем Кандыбой, Уманским Иваном Поповичем и Каневским Даниилом Сытинским отказался участвовать в походе на Киев, говорили, что это казацкое дело и нечего басурман в родные земли вести. А еще громко хулили Мазепу, да и его самого выборным гетманом не посчитали, намекнув, что Орлика никто не избирал, кроме свеев и турок с татарами.

Ходили смутные слухи, что получили оные полковники «прелестные грамоты» от царя Петра, в которых тот обещал им поддержку. Нет бы насторожиться такому поведению старшины, но не придал Орлик этому значения, и двинулся походом на Белую церковь. А ведь казаков с ним вышло немного — собрал едва тысячу «мазепинцев» и втрое большее число запорожцев с кошевым атаманом Костком Гордиенко, которого он сам ненавидел всеми фибрами души. Запорожцы шли хмурые — стали приходить вести, что крымские татары с Девлет-Гиреем разоряют Слобожанщину…

— И это еще не все, гетман. Девлет Гирей уводит свою орду в Крым, царево войско сражается яростно, а ту старшину, что сговорилась тебя поддержать, в кандалы взяли. Лишь одна крепость татарам ворота открыла по доброй воле, все остальные с яростью штурмы отбили, и урон татарам немалый на том учинили, и в смятение привели. И уговоры на казаков и солдат не действуют — сидят в осаде крепко. А татары лютовать начали — селения разоряют, тысячи людей в неволю уводят!

Орлик нахмурился — такого он никак не ожидал, все же надеялся, что пошедшие с крымским ханом запорожцы и его люди уговорят казаков и народ Слобожанщины выступить против царя Петра. Не получилось, потому что татар узрели, а им никто не верит, даже умалишенные. Артиллерии у степняков нет — пушками пользоваться не умеют. Да в набеги всегда налегке идут, даже фузеями не воюют, лук со стрелами куда лучше для степняков. А потому крепостицы берут с трудом, и то, только те из них, где гарнизон либо слаб силами, или воевать не похочет.

У него самого в войске только полдесятка полевых пушек, и порох к ним заканчивается. Потому под Белой Церковью даже в осаду не стали — казаки полковника Анненкова приступ сразу отбили, а на второй Орлик не решился — присоединившиеся казаки протестовать удумали. А еще царские драгуны с генералом Михайло Голицыным подошли, и крепко ударили по казацкому воинству. И теперь стало ясно, что как только подойдет армия царя Петра — всем худо станет. И первыми это поняли татары — половина войска стала отходить, раскинув облаву. Пошел грабеж и захват ясырей, и такой, что казаки стали разбегаться по полкам, чтобы защитить своих домашних, уберечь их от горькой невольничьей доли. А запорожцы, как выяснились, вообще воевать стали с татарами, полон отбивать силою — не стерпели, гнев обуял вольницу. А к ним теперь казацкие полки присоединяться, старый гетман Самусь выступит, тут нет никаких сомнений…

— Отступать в Бендеры нужно, у калги сил хватит от драгунов отбиться, — прошептал Орлик, отпустив вестника. Он моментально понял, что оставаться у стен Белой Церкви смертельно опасно, каждый час дорог. Как только казачество поймет, что татары не союзники, а враги, а царь Петр их изгоняет — полками поднимутся, всех степных разбойников без всякой жалости истреблять будут. Им хорошо — они в свои кочевья с награбленным добром и ясырем уйдут, с прибытком будут, а ему куда деваться⁈

— Бежать немедленно к сераскиру, у него крепости и войско — защитит, — Орлик затравленно посмотрел на дверь хаты, которую выбрал своей резиденцией. В голове сложился план — он уйдет со шведами и теми казаками, что ему верны останутся — тысячи полторы будет умелых воинов. И опередит калгу с татарами — те будут невольниками связаны — вот их и догонят драгуны. А воевода Потоцкий со своими ляхами в Литву уходить будет, он уже не раз о том говорил. И вот этим необходимо воспользоваться — пусть царь за надменных ляхов примется, и отвлечет свое внимание.

— Весточку надо отправить через полковника Анненкова — тот Петру верно служит. И поверит ему царь, бросит драгун за поляками, и за татарами тоже. А мы в суматохе успеем за Днестр убежать!

Царские драгуны сошлись в бою с запорожцами и «мазепинцами», что сражались на стороне шведов, добровольно перейдя на службу Карлу XII. Вот Сечь и разорили, а гетман нашел покровительство у турок — так поступали многие его предшественники, бегая знакомыми маршрутами еще к польскому королю, цезарю, крымскому хану и прочим властителям, ища милостыню с поддержкой. И на кого пенять после этого⁈

Глава 14

— Калабалык, калабалык…

АК-74 дернулся в руках, выпустив последнюю, короткую очередь и замолк. Отстраненным краешком разума Стефан подвел итог — больше патронов 5,45×39 мм в этом мире больше нет, и уже не будет, осталось только три штуки. И тем предстоит вскоре быть истраченными, если только его не убьют в сегодняшней заварухе. Вроде немного, пять магазинов, все что были — полторы сотни патронов, но сипахам и янычарам, сгрудившимся на площади, хватило за глаза — их первые ряды были просто опрокинуты, промахов практически не было. С полусотни шагов по плотной массе коней и людей только новобранец промазать может, таковым капитан пятнадцать лет тому назад был, а с той поры много воды в Днестре утекло.

— Твою мать!

«Калаш» не помог — турок оказалось неожиданно много, причем всадники в доспехах, да и на некоторых пехотинцах было подобие панцирей. Патрон такую преграду пробьет, но он слишком слаб, чтобы поразить следующего человека. Так что первые упали, зато вторые не разбежались, а поперли плотной массой, размахивая ятаганами. А вот с лошадей стрельба привела в смятение — убить столь большого животного даже парой патронов затруднительное мероприятие, зато сипахам временно стало не до схватки — а ржание смертельно раненных коней перекрыло грохот стрельбы.

— Получите, и распишитесь!

Стефан отбросил автомат «оруженосцу», сорвал с разгрузки «эфку», выдернул чеку — оставляя дымный след в воздухе, граната полетела в задние ряды янычар, за ней последовала вторая. В эту секунду «попаданцу» стало не жалко лишиться современного оружия, беречь его уже не было нужды. Свою роль оно должно сыграть только один лишь раз, и нужно только выбрать самый важный момент. И он наступил сейчас — захват Бендер стоил многого, а не то, что единственного в этом мире АК-74, ставшего бесполезным, и пары «лимонок», что произвели на выбегающих из казарм османов определенное впечатление, пусть и далеко не потрясающее.

Мысленно он отметил, что применение автомата не произвело на янычар какого-то особого психологического воздействия — «огненный бой» или стрельба известна давно. Взрывы гранат тем более, их сейчас вовсю использовали, правда, с горящим фитилем. Так что с этой секунды он может рассчитывать только на собственные силы, вернее на тех солдат, которых успел подготовить за три месяца интенсивной учебы. И теперь его обязанность не воевать, а командовать, что он и сделал, живо отойдя за спины выстраивавшихся двумя шеренгами гвардейцев.

Не хватало еще шальную пулю словить, и на том закончить свое земное существование в самом начале «славных дел». Сейчас его поступки были предельно рациональны и прагматичны, показывать дальше храбрость не было нужды, все ее и так отметили — ветераны, а не новобранцы такие вещи примечают сразу. Сейчас он не собирался даже рта открывать, за него команды подавали первые в молдавском войске гвардейские офицеры, лучшие из тех кадров, что имелись.

— Первая шеренга на колено, примкнуть штыки! Вторая стрелять стоя — целься, огонь!

Не успела отзвучать уставная команда, как первая шеренга гвардейцев тут примкнула кортики к стволам, и дружно опустилась на одно колено, взяв ружья наизготовку. Их залп будет в упор, когда янычары подбегут на два десятка шагов. А вот вторая шеренга